«... Я изучаю не тех героев, что возглавляют флот и армию и выигрывают войны. Я изучаю обычных людей, от которых ты не ожидал бы героизма, но когда возникает кризис, они проявляют необыкновенную храбрость и самопожертвование. Как Дженна Гейдель, которая отдала свою жизнь, вакцинируя людей во время Пандемии. И рыбаки, владельцы лодок на пенсии и моряки на отдыхе, которые спасли британскую армию в Дюнкерке. И Уэллс Кроутер, биржевой трейдер, работавший во Всемирном Торговом центре. Ему было двадцать четыре года, и когда на него напали террористы, он мог вполне выбраться, но вместо этого вернулся, спас десять человек и потом погиб. Я собираюсь наблюдать за шестью разными группами героев в шести разных ситуациях, чтобы попытаться определить их общие качества.
— Например, способность оказаться не в том месте не в то время? Или просто владение лодкой?
— Обстоятельства — это один из факторов, — сказал Майкл, отказываясь поддаваться на провокацию. — Есть еще чувство долга или ответственности, физическое пренебрежение личной безопасностью, способность приспосабливаться к обстоятельствам...
— Приспосабливаться?
— Да. Сейчас ты читаешь воскресную утреннюю проповедь, а в следующую минуту помогаешь подавать пятидюймовые снаряды к орудиям, чтобы стрелять по японским «Зеро».
— Кто это был?
— Преподобный Хауэлл Форги. Он готовился к воскресной утренней службе на борту «Нового Орлеана», когда напали японцы. Они открыли ответный огонь, но электричество на подъемниках боеприпасов было отключено, и именно он организовал орудийные расчеты — в темноте — в живую цепь, чтобы передать снаряды на палубу. И когда один из моряков сказал:
— Вы не успели закончить свою проповедь, преподобный. Почему бы вам не закончить ее сейчас? — именно он ответил: — Молитесь Господу и раздавайте боеприпасы».

[Кроме Дженны Гейдель и пандемии — не нашей, а которая существует где-то в будущем во внутренней Вселенной автора, все остальные события и герои реальны]


Почему меня так задела эта книга? Не могу начать другую, ничего не нравится, и все никак не отпускает... Наверное, потому, что это хорошая литература с понятным языком (даже мне с уровнем Elementary), с яркими персонажами, к которым очень быстро проникаешься симпатией, с героями поневоле, которые не собирались бросаться на амбразуру, но им пришлось делать что должно в чужом времени, с описанием быта 1940-х годов, с трагизмом и юмором, с историей самопожертвования, дружбы и взросления.
И еще, конечно, потому, что читать дальше слишком внезапно и близко война начала подкрадываться к нашей действительности. Слава Богу, мы живем пока спокойно по сравнению с Белгородом и тем более, с боевыми точками, но это наша страна, и каждый раз страшно слушать новости. И как будто до сих пор не хочется верить, что в наше время, вот сейчас, идет война, подбирается так близко, и вообще что это досталось нашему времени. Но нельзя зажмуриться и ждать, что это закончится, когда ты откроешь глаза.
Читать книги о Великой Отечественной войне я не пока решаюсь, тогда будет еще больнее, ведь это слишком родное, они еще острее и ближе. Также, как и песни военных лет сейчас слишком бьют в сердце. «Генетическая память», как сказала моя подруга, и это в нас, и хорошо, что это в нас.

Три историка из будущего (Оксфорд 2060 г.) Майкл, Полли и Айлин попадают в Великобританию 1940 г., каждый в свое место назначения. Они посланы просто наблюдать за событиями, и если что-то будет не так, для них откроется Сеть, с помощью которой осуществляется путешествие во времени, и они смогут вернуться домой. Но в точках переброски, откуда они должны попасть домой, Сеть открывается не всегда, а в определенное время. Кругом война, и кто-то просто не успевает на свою точку в это время, а для кого-то Сеть так и не открывается в точке переброски, и почему так произошло, узнать не у кого. Точнее, можно попробовать найти других историков, которые исследуют Вторую Мировую войну, но это не так просто посреди войны, и даже когда Айлин, Майкл и Полли наконец находят друг друга, и даже когда университетский
профессор Дануорти отправляется за ними, они все равно не могут попасть домой.
Спойлеров нет
В отзывах часто жалуются на то, что герои слишком много переживают из-за своего вмешательства в прошлое, и вместо того, чтобы честно поговорить друг с другом, скрывают детали своей миссии. Но мне кажется, что историки как раз должны понимать огромную важность того, что происходит в данный момент истории, и опасность изменения даже самой маленькой детали. Это не Индиана Джонс, и не Доктор Кто, и не лихие герои без страха и упрека с шилом в одном месте. Доктор, конечно, предупреждает своих спутников, когда они отправляются в другое время, но в итоге сам же вместе с ними устраивает беспорядок в истории. А здесь нет Доктора, нет направляющего, только историки, которые пришли просто наблюдать за событиями, а в итоге каждая мелочь меняет их планы, они оказываются втянуты в историю и становятся невольными героями. Можно ли бросить двух беспризорных детей посреди войны? Айлин могла бы успеть домой, но как оставить детей, если обещала быть рядом, если у них не осталось больше никого? Как позволить 14-летнему мальчику лезть в ледяную воду под град огня, чтобы освободить застрявший пропеллер у лодки? Майкл мог бы сказать, что его хата с краю, но не выдержал, и полез сам.

Герои сталкиваются с самыми разными людьми, невольно меняют события, невольно вмешиваются в их жизнь, и в какой-то момент они думают, что пространственно-временной континуум специально не дает им попасть назад. Это, кстати, интересная теория, что континуум (или само Время) сильнее и прочнее, чем мы думаем, и если люди меняют события, и вмешиваются куда не следует, он пытается излечить себя, изолировать этих нарушителей, чтобы они не натворили еще больших бед. Или сам себя исправляет, как бы подстраивая ситуации и жизненно важные встречи еще и еще раз, если в первый раз событиям помешали идти так, как было задумано. Герои даже решают, что континуум хочет не просто изолировать, а убить их и всех, с кем они столкнулись за время жизни в прошлом, и пытаются отдалиться ото всех, уйти подальше, чтобы больше никто больше не пострадал. На самом деле это не так, и все случайные встречи были не случайны, и все добро, которое герои сделали каждому из случайных людей, не может губительно повлиять на континуум, а наоборот, так или иначе, история выправится, и фашисты не смогут завоевать мир.

Во второй книге сюжет усложняется, к тому же у нас еще два историка, Эрнест и Мэри, которые, казалось бы, совсем не связаны с основным сюжетом и приключаются в 1944 г., и еще какие-то странные флэшбеки (флэшфорварды?) про День Победы. До меня только ближе к концу дошло, что ДАЛЬШЕ СПОЙЛЕРЫ!!! эти историки — те же самые Полли и Майкл, но под другими именами. Для Полли 1944 г. — это первая переброска во времена Второй Мировой войны, т.е. как бы уже ее прошлое, а для Майкла это его будущее, когда он целых три года отправлял зашифрованные сообщения в газеты, отчаянно надеясь, что кто-то в будущем прочтет эти сообщения, узнает имена, поймет, где застряли его друзья, и наконец, заберет их отсюда.

Майкл так трогательно обещал вытащить девушек и все исправить, и почти успел! Сначала я пыталась его шипперить с кем-нибудь из них, но они были для него как сестры, и каждая из девушек нашла свое счастье со своим человеком (или еще найдет? В истории с тайми-вайми не всегда понятно, какое время использовать). А Майклу никого не подогнали, и ладно, лишь бы они все вернулись домой, но нет, автор решила, что не хватает типично британского ангста (даром что американка).
Колин Темплер, еще один чудесный герой, мальчик, который первый раз путешествовал в прошлое в 12 лет и мечтал побывать на Крестовых походах, раз за разом искал способы найти пропавших историков, читал сообщения в газетах прошлых лет, отправлялся то в один год, то в другой, чтобы найти зацепки. А в то место, где они застряли, попасть было намного труднее, и как я поняла, как раз из-за того, что континуум не давал туда добраться, когда не подошло подходящее время. В начале книги Колину было всего 17 лет, и он трогательно обожал Полли, которая не воспринимала его всерьез (ей было 25), и обещал путешествовать во времени сколько угодно, лишь бы догнать ее по возрасту. По иронии судьбы так и получилось, и повзрослевший, но такой же отчаянный и решительный Колин наконец нашел сообщения Майкла в старой газете. Но когда он отправился в прошлое, чтобы найти Майкла, то попал в центр бомбежки, и Майкл умирал от ран у него на руках.
Это просто душераздирающая сцена, ведь оставалось совсем немного, Оксфорд уже был так близко, но Майкл остановил Колина на пути к точке переброски, чтобы объяснить, как можно найти девушек. До последнего думал о своих друзьях, до последнего оставался героем, а Колин держал его на руках и плакал. И я плакала...
Не ожидала такого от Конни Уиллис — в «Книге Страшного Суда» погибло много героев, но все из прошлого, а историки остались живы, и я почему-то была уверена, что и здесь все останутся живы и вернутся домой. И ведь в этой истории смерть Майкла не была необходимостью, он вполне мог бы выжить, ведь все равно остальные события происходили без него.

Колин все-таки добрался до своих друзей, хоть и не сразу, и наконец забрал Полли домой, сдержав свое обещание найти ее, где бы она ни была, и перевернуть весь мир ради нее. Айлин осталась в прошлом, потому что не смогла бросить двух беспризорных детей, которые как будто специально попадались ей во всех приключениях. Смышленые, но очень непослушные Альф и Бинни, от которых все стремились поскорее избавиться, трогательно привязались к ней, потому, что Айлин всегда была рядом, даже когда все отвернулись от них. Она и молодой викарий, который с самого начала помогал Айлин в поместье с эвакуированными детьми. Викарий тоже потом пошел воевать, они с Айлин переписывались все это время, и поженились, когда он вернулся. Кроме Альфа и Бинни, которых они усыновили, у них родилось еще двое детей, и в самом конце книги автор добавляет интересную «санта-барбарную» деталь — Колин Темплер оказывается дальним потомком Айлин.

И немного цитат (без спойлеров). Перевод мой.
читать дальше
Сцены в убежище, где укрывалась Полли во время бомбежки, — одни из самых душевных и светлых, как бы странно это не звучало. Все очень жизненно, в убежище приходили самые разные люди — мама с тремя детьми, молодые девушки, ректор, старые девы, знаменитый шекспировский актер сэр Годфри Кингсман.
У Полли и сэра Годфри была удивительная химия, родство душ, но он был намного старше ее, и взаимное восхищение и тепло украшало их историю больше, чем любовная связь, которая бы все испортила.

Начало их дружбы.
читать дальше
Фрагменты из «Бури» У. Шекспира в переводе М. Донского, из «Ромео и Джульетты» в переводе Щепкиной-Куперник, из «Гамлета» в переводе Б. Пастернака.

«Неподалеку взорвалась бомба с внезапным грохотом, от которого задрожал подвал, и Нельсон вскочил, дико залаяв. Полли подпрыгнула, и газетная бумага порвалась в ее руках.

— Что это было? — сонно спросила мисс Лабурнум.

— Одиночный пятисотфунтовый, — сказал мистер Симмс, поглаживая собаку по голове.

Мистер Дорминг прислушался, а затем кивнул.

— Они на пути домой, — сказал он и снова лег, но после нескольких минут тишины налеты внезапно возобновились, начали бить зенитки, и над головой с ревом проносились самолеты.

Мистер Дорминг снова сел, за ним ректор и Лайла, которая с отвращением сказала:

— О, только не сейчас!

Остальные, один за другим, просыпались и нервно смотрели в потолок. Полли продолжала заворачивать газету, решив закрепить навык до утра. Раздался грохот, словно град обрушился на улицу над ними.
— Зажигательные бомбы, — сказал мистер Симмс.
Сильный удар, а затем долгий пронзительный свист и пара взрывов. Это было не так оглушительно, как прошлой ночью, но ректор подошел к сэру Годфри, который читал письмо, и тихо сказал:
— Похоже, сегодня вечером налеты снова будут тяжелыми. Сэр Годфри, вы не возражаете удостоить нас еще одним представлением?
— Почту за честь, — сказал сэр Годфри и встал, складывая письмо и засовывая его в карман пиджака. — Что вы предпочитаете? «Много шума...»? Или одну из трагедий?
— «Спящую красавицу», — сказала Трот, сидевшая на коленях у матери.
— «Спящую красавицу?» — взревел он. — Не может быть и речи. Я сэр Годфри Кингсман. Я не занимаюсь пантомимой, — что должно было довести Трот до слез, но она не сдалась.
— Тогда прочитайте еще раз ту, про гром, — сказала она.
— «Буря», — сказал он. — Это гораздо лучше, — и Трот просияла.
«Он и правда замечательный», — подумала Полли, жалея, что у нее нет времени понаблюдать за ним вместо того, чтобы практиковаться обертывать товары в бумагу.
— О, нет, прочитайте из «Макбета» сэр Годфри, — сказала мисс Лабурнум. — Я всегда мечтала увидеть вас в...
Сэр Годфри выпрямился во весь рост.
— Разве вы не знаете, что называть вслух эту шотландскую пьесу приносит несчастье? — прогремел он ей в ответ, а потом поднял глаза к потолку и мгновение прислушивался к грохоту бомб, как будто ожидал, что одна из них упадет на них в наказание. — Нет, моя дорогая леди, — сказал он более спокойно. — С нас хватит этих двух недель чрезмерных амбиций и насилия. Сегодня ночью за окном достаточно тумана и тяжелого воздуха.
Он отвесил Трот широкий поклон.
— Это будет «Буря», полная звуков и сладких напевов, которые доставляют удовольствие и не причиняют боли. Но если я хочу быть Просперо, у меня должна быть Миранда. — Он подошел к Полли и протянул ей руку. — В качестве компенсации за то, что вы изуродовали мою «Таймс», — сказал он, глядя на разорванную газету, — мисс...?
— Себастьян, — сказала она, — и мне жаль, что я...
— Неважно, — рассеянно сказал он и задумчиво посмотрел на нее. — Не Себастьян, а его сестра Виола.
— Я думала, вы сказали, что ее зовут Миранда, — сказала Трот.
— Так и есть, — сказал он и прошептал: — Мы сыграем «Двенадцатую ночь» в другой раз.
Он помог ей встать.
— Подойди, дочь, послушай, и я расскажу, как мы попали на этот остров, овеваемый странными ветрами...— Он достал из нагрудного кармана свою книгу и протянул ей. — Страница восьмая, — прошептал он, — сцена вторая: «О, если это вы, отец мой милый... »

Полли знала продолжение, но продавщица в тысяча девятьсот сороковом году не знала бы этого, поэтому она взяла книгу и притворилась, что читает свою строчку:
— «О, если это вы, отец мой милый, своею властью взбунтовали море», — прочла она, — то я молю вас усмирить его. Казалось, что горящая смола потоками струится с небосвода... »
— «...Когда в пещере поселились мы, тебе едва исполнилось три года, и ты, наверное, не можешь вспомнить о том, что было прежде... » — ответил он.
— «Так смутно-смутно, — сказала она, думая об Оксфорде, — «скорей на сон похоже, чем на явь все то, что мне подсказывает память...»
— «Что еще в глубокой бездне времени ты видишь?», — сказал он, глядя ей в глаза.
«Да ведь он знает, что я из будущего», — подумала Полли. — «Нет, он только произносит свою реплику и никак не может этого знать», — и тут она пропустила свой текст.
— «Какое же коварство...» — подсказал он.
Она понятия не имела, на какой части страницы они остановились
— «Какое же коварство нас привело сюда?» — спросила она. — «Иль, может, счастье?»
— «То и другое вместе: нас изгнало коварство, счастье — привело сюда», — сказал он, взяв ее за руки, когда она еще держала книгу, и пустился в объяснения Просперо о том, как они попали на остров, а затем, даже не сделав паузы, дошел до поручения к Ариэлю.

Она забыла о книге, забыла роль продавщицы тысяча девятьсот сороковых, которую должна была играть, забыла о людях, которые смотрели на них, и о самолетах, гудящих над головой — забыла все, кроме его рук, удерживающих ее в плену. И его голоса. Она стояла там, глядя на него в восхищении — «зачарованная», как будто он действительно был волшебником — и мечтала, чтобы это длилось вечно.
Когда сэр Годфри дошел до строчки: «А там — сломаю свой волшебный жезл...», — он отпустил ее руки, поднял свои собственные над головой и резко опустил их, изобразив пантомимой треск воображаемого посоха, и зрители, которые каждую ночь невозмутимо встречали атаки и разрушения, вздрогнули при этом жесте. Три маленькие девочки прижались к матери с открытым ртом и широко раскрытыми глазами.
— «А книги я утоплю на дне морской пучины...», — сказал он, и его голос был полон силы, любви и сожаления. — «Окончен праздник. В этом представленье актерами, сказал я, были духи. И в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они».

«О, не надо», — подумала Полли, хотя дальше должна была идти самая прекрасная речь Просперо. Но Просперо должен был говорить о разрушении дворцов, храмов и «всего земного шара», и сэр Годфри, казалось, почувствовал ее молчаливую мольбу, потому что вместо этого сказал: «И как от этих бестелесных масок, от них не сохранится и следа», — и Полли почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.
— «Ты выглядишь опечаленной», — мягко сказал сэр Годфри, снова беря ее за руки. — «Развеселись, дитя. Окончен праздник», — и прозвучал отбой тревоги.

Все сразу подняли глаза к потолку, а миссис Рикетт встала и начала надевать пальто.
— «Занавес опустился», — с гримасой пробормотал сэр Годфри и выпрямился, чтобы отпустить ее руки.
Она покачала головой.
— «Но день не скоро: то соловей – не жаворонок был».
Он посмотрел на нее с благоговением, а затем улыбнулся и покачал головой.
— «То жаворонок был, предвестник утра», — с сожалением сказал он. — Или, что еще хуже, «погребальный колокол», — и отпустил ее руки.
— Боже мой, сэр Годфри, вы были так трогательны, — сказала мисс Лабурнум, протискиваясь к нему вместе с мисс Хиббард и миссис Уиверн.
— Мы только комедианты — сказал он, жестом как бы включая Полли в круг комедиантов, но они проигнорировали ее.
— Вы были действительно хороши, сэр Годфри — сказала Лайла.
— Даже лучше, чем Лесли Говард, — вставила Вив.
— Просто завораживающе, — сказала миссис Уиверн.
«Завораживает— это правда», — подумала Полли, надевая пальто и взяв сумку и Псалтырь в газетной обертке. «Он заставил меня забыть о том, что я должна практиковаться в обертывании товаров». Она взглянула на часы, надеясь, что сегодня отбой прозвучал рано, но была уже половина седьмого. «Это жаворонок» — подумала она, чувствуя себя Золушкой, — «И мне нужно пойти домой и постирать свою блузку».
— Я очень надеюсь, что вы удостоите нас еще одним представлением завтра вечером, сэр Годфри, — сказала мисс Лабурнум.
— Мисс Себастьян! — Сэр Годфри выбрался из восхищенной толпы и поспешил к ней. — Я хотел поблагодарить вас за то, что вы так хорошо знаете свои реплики, что почти никогда не делают даже примы моего театра. Скажите, вы когда-нибудь думали о карьере в театре?
— О, нет, сэр. Я всего лишь продавщица.
— Едва ли, — сказал он. — «Ты богиня, в честь которой звучал тот гимн», образец совершенства, чудо.
— «Я девушка простая. Я не чудо», — процитировала Полли, и он печально покачал головой.
— Действительно, девушка, и будь я на сорок лет моложе, я был бы твоим главным героем, — сказал он, наклоняясь к ней, — и твое сердце было бы в опасности.
«Ни на секунду в этом не сомневаюсь», — подумала она. Он был бы по-настоящему опасен для нее, когда ему было тридцать, и Полли внезапно вспомнила слова Колина: «Я могу путешествовать во времени сколько угодно, до того возраста, который тебе понравится. Не до семидесяти, конечно, но хотя бы до тридцати».
— О, сэр Годфри, — сказала мисс Лабурнум, подходя к ним. — Не могли бы вы в следующий раз сыграть что-нибудь из пьес сэра Джеймса Барри?
— Барри? — сказал он с отвращением в голосе. — «Питер Пэн?»
Полли подавила улыбку. Она открыла дверь и уже начала подниматься по ступенькам.
— Виола, подожди! — Позвал сэр Годфри. Он догнал ее на полпути к лестнице. Полли подумала, что он снова возьмет ее за руки, но он этого не сделал. Он просто смотрел на нее долгую секунду, от которой перехватило дыхание.
«Не только в тридцать лет», — подумала она. — «Он и сейчас опасен для моего сердца».
— Сэр Годфри! — Мисс Лабурнум позвала из-за двери.
Он оглянулся, а потом снова посмотрел на Полли.
— Мы слишком поздно встретились, — сказал он. — «Порвалась дней связующая нить», — и снова спустился по лестнице.


И прощание.
читать дальше
«Там стоял сэр Годфри в своей гитлеровской форме и с усами. Он взял одежду Полли, ее пальто.
— В этом нет необходимости, плотник уже едет, — сказал он ей, а затем остановился.
— Ты покидаешь нас, — сказал он, и это был не вопрос, а утверждение. — Это твой молодой человек. Он пришел.
— Да. Я думала, что он не сможет, что он...
— Умер, — сказал сэр Годфри. — Но он прибыл, и «несмотря на все препятствия, истинная любовь торжествует».
— Да, — сказала она, — но я...
Он покачал головой, прося ее замолчать.
— «Порвалась связь времен» — сказал он. — Это было бы неуместно, леди Мэри.
— Нет, — сказала она, жалея, что не может объяснить ему, почему этого не произошло, что она не может сказать ему, кто она на самом деле.
«Как Виола», — подумала она. Сэр Годфри дал ей правильное имя. Она не могла сказать ему, почему она была здесь или почему ей приходится уйти, не могла сказать, что он спас ей жизнь так же, как она спасла его, не могла сказать ему, как много он для нее значил.
Она должна была позволить ему думать, что бросает его ради внезапного романа посреди войны.
— Я бы осталась до окончания пантомимы, если бы могла... — начала она.
— Чтобы испортить концовку? Не глупи. Половина актерского мастерства — знать, когда нужно уходить. И никаких слез, — строго сказал он. — Это комедия, а не трагедия.
Она кивнула, вытирая щеки.
— Хорошо, — сказал он и улыбнулся ей. — Прекрасная Виола...
— Полли! — Бинни позвала с верхней площадки лестницы. — Айлин велела поторопиться!
— Иду! — сказала она. — Сэр Годфри, я...
— Полли! — снова закричала Бинни.
Она бросилась вперед, поцеловала сэра Годфри в щеку и побежала к лестнице, крикнув Бинни, которая перегнулась через перила и смотрела на нее сверху вниз:
— Иди и скажи Айлин, что я сейчас приду!
Бинни умчалась, а Полли побежала вверх по лестнице.
— Виола! — Сэр Годфри окликнул ее, когда она добралась до верхней ступеньки. — Еще три вопроса, прежде чем мы расстанемся.
Она повернулась, чтобы посмотреть на него через перила. — «Что вам угодно?»
— Мы выиграли войну?
Полли думала, что после возвращения Колина ее ничто не сможет удивить, но она ошибалась.
«Он знает», — с удивлением подумала она. — «Он знал с той первой ночи в подвале Сент-Джордж.
— Да, — сказала она. — Мы выиграли войну.
— И я сыграл свою роль?
— Да, — сказала она с абсолютной уверенностью.
— Мне не нужно было играть в пьесах Барри, правда? Нет, не говори мне, или моя смелость совсем покинет меня.
Полли рассмеялась.
— Это был ваш третий вопрос? — осмелилась спросить она.
— Нет, Полли, — сказал он. — Что-то более важное. — И она знала, что так и должно быть. Он никогда, за исключением той единственной сцены в «Крайтоне Великолепном», не называл ее настоящим именем.
— Что же? — спросила она.

— «Увижу ли я тебя когда-нибудь?
— Нет.
— Люблю ли я вас?
— Да, на все времена».

Он шагнул вперед и, взявшись за перила лестницы, серьезно посмотрел на нее снизу вверх.
— Это комедия или трагедия?
«Он говорит не о войне», — подумала она. — «Он говорит обо всем сразу — о наших жизнях, истории и Шекспире. И о континууме».
Она улыбнулась ему сверху.
— Комедия, милорд.
Со сцены раздался ужасный грохот.
— Альф! Я же говорила тебе ничего не трогать! — закричала Бинни.
— Я ничего не сделал! Ширма сама упала...
— Ширма! — Взревел сэр Годфри. — Альф Ходбин, я же сказал тебе не возиться с этими веревками!
— Не пытайся поднять ширму, — предупредил голос Бинни, — ты ее порвешь!
— Ничего не трогайте— прорычал сэр Годфри, галопом взлетая по лестнице мимо Полли на сцену, где она могла слышать, как Альф и Бинни настаивали на своем:
— Мы ничего не делали! Клянусь!
*«Все убежали на берег», — прошептала Полли, глядя ему вслед, а затем повернулась и побежала в зал и по проходу туда, где стояли Айлин, мистер Дануорти и Колин.
*Цитата из пьесы Д. Барри «Крайтон Великолепный».


***

— Полли? — Мягко позвал Колин. — Ты готова?
— Да, — сказала она. — Пойдем домой, — и пошла с ним по проходу.
— Подожди! — позвал сэр Годфри. — Я хотел бы поговорить с тобой, прежде чем ты уйдешь.
Полли и Колин обернулись в дверях и посмотрели вниз, на сцену. Сэр Годфри стоял перед занавесом, все еще в форме Гитлера и со своими нелепыми усами.
— Милорд? — сказала она, но он не смотрел на нее. Он смотрел на Колина, и сейчас он не был герцогом Орсино или даже Крайтоном. Он был Просперо, таким же, каким был в тот первый вечер, когда они играли вместе в подвале Сент-Джордж.
— «Нить жизни собственной тебе вручаю», — сказал он, — «все, чем живу, тебе я отдаю».
Колин кивнул.
— «Под вами будет море безмятежным», — воззвал сэр Годфри и поднял руки в благословении, — «попутный ветер, паруса надув, поможет вам догнать флот королевский».